В детстве я пропадал в своем воображении. Для меня грань между фантазией и реальностью всегда была тонкой и прозрачной, и я мог легко пересекать ее туда и обратно.
И хотя такое несколько искаженное восприятие себя в детстве часто приводило к насмешкам, потом оно не раз становилось моей суперсилой. Если ты не знаешь, что чего-то не можешь, то ты это просто делаешь.
Я не проиграл ни одного рэп-баттла, потому что вырос в доме папули — меня воспитали трудягой. Я практиковался до потери пульса. В отличие от других ребят, которые начали покуривать травку и прогуливать уроки, я каждый день по несколько часов корпел над рифмами. Потом вставал перед зеркалом и репетировал движения и выражение лица. Я доводил до совершенства интонации и тембр. На каждой перемене, а также до и после уроков я всегда искал какого-нибудь лошка, который пытался читать рэп. Я вступал в баттл со всеми желающими — в столовой, на парковке, на баскетбольной площадке или на школьном дворе. Я рифмовал с учителями на уроках, с родителями дома, с незнакомцами по телефону.
Когда я что-то вбиваю себе в голову, варианта всего два. Первый — я выполняю задание. Или второй — я умер.
Говорят, меньше знаешь — крепче спишь.
Обычно бывает наоборот.
Мы наказываем себя за то, что чего-то не знаем. Мы жалуемся, если чего-то не сделали, мы убиваемся, совершив непростительную ошибку.
Но такова вся жизнь. Жизнь — это путь от незнания к знанию. Она и нужна для того, чтобы преодолеть неведение.
Кто-то очень хорошо подметил: жизнь похожа на школу, разница лишь одна — в школе тебе вначале преподают урок, а потом устраивают проверку. А в жизни тебе устраивают проверку и твоя задача — усвоить урок.
Мы все ждем того, что у нас появятся глубокие знания, мудрость и ощущение уверенности, прежде, чем выдвинемся вперед. Но мы все понимаем неправильно. Шаг вперед — это и есть способ обрести знания.
Даже если ты не представляешь, что должен делать, просто выдохни и прыгай в свой чертов автобус.
Мне очень больно, когда люди, которые мне небезразличны, упускают возможность подняться на новую ступень. Я пытаюсь забраться и полететь так высоко, как только может человек, и хочу взять с собой людей, которых люблю. Но когда предоставляется возможность прокачаться, некоторые люди — как Джей-Эл — неизменно оказываются на высоте, а другие пасуют. Они либо не могут посмотреть шире, либо боятся новых испытаний, либо оказались в ловушке собственного сознания, веря, что заранее обречены на провал.
Папуля тут же повернулся спиной к человеку, который легко мог его застрелить, и неспешно пошел в дом. Уж не знаю, где он это взял, в армии или на улицах Северного Филли, но он преподал мне очень ценный урок: лучше умереть, чем все время трястись от страха.
В человеческой боли и душевных страданиях во многом виновато стремление к поиску закономерности и порядка во Вселенной, которая по своей натуре нелогична. Наше сознание отчаянно требует, чтобы все аккуратно укладывалось в логическую цепочку, но законы логики не влияют на законы вероятностей. Вселенная работает по законам магии.
Куинси Джонс разбирается в магии.
Он видит, что Вселенная — это бесконечная игровая площадка, полная волшебных возможностей. Он видит невероятный потенциал во всем, что его окружает. Его суперсила в том, что для Вселенной он является магнитом, который притягивает и проводит через себя волшебные молнии великолепия.
Куинси говорил: «Все невозможно до тех пор, пока не станет возможным». Он научился создавать среду и наполнять ее энергией. Его главная задача — сделать так, чтобы мы не пропустили чудо, не упустили волшебную возможность, которая для него была совершенно очевидна.
У Джиджи была похожая присказка — «не закрывайся от благословений». Возможности всегда окружают нас в изобилии, но мы можем их упускать или, что еще хуже, закрываться от них или отталкивать.
Чтобы случилась магия, в нее нужно поверить, приготовиться (избавиться от вредоносных сопротивлений и препятствий внутри самих себя), а затем поддаться ей (не лезть под горячую руку и позволить магии делать свое дело).
Перемены часто пугают, но избежать их невозможно. Наоборот, непостоянство — это единственное, на что точно можно положиться. Если вы можете изменить курс и подстроиться под непрекращающиеся переменчивые течения жизни, жить вам не понравится. Иногда люди пытаются играть картами, которые они хотели бы иметь, вместо того чтобы использовать колоду, которую им сдали. Подстраиваться и импровизировать — возможно, самая важная способность человека.
Одна буддийская притча провела меня через множество рискованных перемен. Как-то раз человек стоял на берегу опасной бурной реки. Был сезон дождей, и если бы он не перебрался на другой берег, для него все было бы кончено. Он быстро построил плот и пересек реку. В радостном облегчении он хлопнул в ладоши, подобрал плот и направился к лесу.
Пока он шел через густо растущие деревья, плот бился о стволы и путался в лианах, не давая ему продвигаться вперед. У него был всего один шанс на спасение, но для этого ему нужно было бросить плот. Иначе то самое судно, которое вчера спасло ему жизнь, убьет его.
Плот символизирует собой наши устаревшие идеи и потерявшие актуальность взгляды, которые больше не приносят пользы. Например, злобная и агрессивная сторона личности, созданная, чтобы защищаться от хулиганов, теперь уничтожит все ваши отношения, если от нее не отказаться. Некоторые вещи жизненно необходимы и чрезвычайно полезны в определенные периоды нашей жизни. Но приходит время, когда их нужно либо оставить позади, либо умереть.
Проще говоря, адаптируйся или умри. Я считал, что Джей-Эл и Джефф, которые выбрали Филли, вынесли себе смертный приговор. И знал, что не допущу этого.
Когда знаешь, чего хочешь, начинаешь четко понимать и то, чего ты не хочешь. И тогда даже мучительные решения становятся простыми.
Если есть вариант сдаться, все же выберут его — это ведь самое простое. Если надо выбирать, идти на пробежку в пять утра или НЕ идти, кто же пойдет? Если ты можешь сдаться, то ничего стоящего не добьешься. Исключить все варианты, кроме победы — единственный способ заставить слабое сознание добиваться желаемого. Как по мне, в основе всех успешных человеческих начинаний лежит понимание того, что мы предпринимаем нечто очень сложное или невозможное. И тогда мы смотрим друг другу в глаза, пожимаем друг другу руки и клянемся, что умрем, но не сдадимся..
В этой фразе заключалась философия Даррелла. «Твое отношение ко всему выражается в любом твоем действии», — говорил он.
Он считал, что мечты строятся на дисциплине, дисциплина строится на привычках, привычки строятся на тренировке. А тренировка идет каждую секунду твоей жизни, в любой ситуации: когда ты моешь посуду, ведешь машину, отвечаешь с докладом в школе или на работе. Ты либо всегда стараешься изо всех сил, либо нет. Если ты не отработал нужное тебе поведение, ты не сможешь его включить в нужный момент.
— Мы тренируемся, чтобы создать рефлекторные реакции на чрезвычайные обстоятельства, — говорил Даррелл. — Когда ситуация накаляется, нельзя полагаться на мозги. У тебя должны быть отработаны рефлексы, которые включаются без необходимости думать. Постоянно тренируй свой боевой инстинкт.
— В таком случае, если уйдет он, уйдем мы все.
Под «всеми» он имел в виду около сотни членов южноафриканской съемочной бригады. Их уход поставил бы крест на нашем фильме и спустил в трубу десятки миллионов долларов. Его угроза могла обернуться катастрофой. Я занервничал, мое сердце заколотилось — я ведь пообещал Мухаммеду Али, что расскажу миру его историю. Если я распущу бригаду, проект будет обречен.
Потом меня осенило левым хуком прямо с небес: это и есть Али. В этом моменте и заключается весь смысл. Мухаммед Али пожертвовал всем именно ради этого. Да пошел этот фильм. Али ни за что не допустил бы, чтобы ради его фильма семнадцатилетнего парнишку окунули головой в унитаз.
Я прозрел.
— Ну и валите на хрен домой, — сказал я. — Лучше я положу весь свой гонорар до последнего цента, чтобы привезти сюда съемочную бригаду из Америки. Но мы не допустим, чтобы на съемках фильма о Мухаммеде Али людей макали головой головой в унитаз. Проваливайте.
В то время вся моя команда была просто огненной. Никто не работал так, как мы. Все в Голливуде удивлялись, как нам удается всегда быть настолько продуктивными и успешными.
Все приняли философию боксерского лагеря. Мы работали над собой, стремились к совершенству и требовали его друг от друга и от всех окружающих. Нашим девизом, прямо как в JBM, было «Прогнись или умри». Мы требовали этого как в профессиональных отношениях, так и в личных, с семьей и друзьями.
Все, вплоть до наших автомехаников, должны были тянуться к совершенству, или мы с ними не имели дел.
Настоящая формула успеха была действительно настолько проста: если я могу встать на час раньше остальных, лечь спать на час позже и поработать вместо обеденного перерыва, тогда у меня будет на пятнадцать часов в неделю больше, чем у конкурентов. А это плюс 780 рабочих часов в год — целый дополнительный месяц. А если у меня есть на месяц больше, чем у других, они меня никогда не догонят.
Если уж им так важны выходные и отпуска, ради бога, пусть отдыхают, восстанавливаются и поддерживают свой жалкий «баланс между работой и личной жизнью», вот только смотреть они будут мне вслед.
Я считал, что нет смысла браться за какое-то дело, если ты не готов попробовать стать в нем лучше всех на свете. Я думал, что нужно всегда стремиться к вершине, карабкаться на самый пик любой горы. Ничего нельзя делать, спустя рукава.
Эти олухи реально собрались весь день ни черта не делать. Я помирал со скуки. Мой телефон не ловил сигнал, поэтому я не мог никому позвонить или написать. До суши нужно было добираться час. Я оказался в ловушке. Я чувствовал себя зверем в клетке. Меня это начинало злить. Как они смеют разбазаривать мое драгоценное время?
Я поднялся и снова отправился на палубу. Они так и были все там же, просто торчали в воде и чесали языком. Я не мог понять, что происходит. Меня всего трясло, я не мог найти себе места и постоянно проверял часы на телефоне. И тут я одернул себя. Я заметил, какой хаос у меня творился в голове и насколько он не соответствовал спокойной обстановке вокруг. Я подумал: «Блин, да я веду себя, как наркоман». Я не мог усидеть на месте.
Тут я задался вопросом: у меня что, зависимость? Я не принимал наркотиков, никогда особо не пил, не был помешан на сексе. Но я был зависим от одобрения окружающих, а чтобы его добиваться, я пристрастился к победам. А чтобы поддерживать регулярный поток моих огромных побед, я подсел на работу, труд и маниакальное стремление к совершенству.
Но тут скрывалась проблема и посерьезнее. Отдых я считал своим врагом, который может все у меня отнять.
Возмутительнее всего было то, что, заполняя каждый свободный момент действиями, я не оставлял места для чувств.
Сколько еще мне надо сделать фильмов, которые поднимутся на первое место? Сколько денег мне потребуется, чтобы наконец успокоиться? Когда мне будет всего вдоволь?
Чем больше у тебя есть, тем больше тебе хочется, в этом-то и есть суть проблемы. Точно так же невозможно напиться соленой водой. Развивается привыкание и приходится постоянно повышать дозу.
Получается, несравнимые победы и исполнение всего, о чем я мечтал, не принесло мне полного счастья и абсолютного блаженства? А что же тогда принесет?
Я снова посмотрел на Роско. Вот он точно знал, что ответ на этот вопрос — манго.
В детстве я как-то раз чуть не утонул в общественном бассейне. Все еще помню, как я был дезориентирован под водой — не мог понять, где верх. Я понимал, что сейчас умру. Мамуля вскочила с шезлонга и бросилась в воду. Она схватила меня под мышки, вытащила из воды и отволокла в сторону.
Годами позже я пересказывал одной из маминых подруг эту историю о том, как оказался на волосок от смерти. Мамулино лицо выражало полное недоумение.
— Ты ведь знаешь, что это неправда? — осторожно спросила мамуля.
— В смысле?
— Уиллард, такого никогда не происходило, — ответила она более строгим тоном.
— Мам, я же все помню. Я помню каждую деталь. У тебя была прическа афро и синий купальник.
— Значит, это была твоя другая мама, потому что со мной такого никогда не случалось.
Я начал пристально вглядываться в свое воспоминание. А потом до меня дошло: если я был под водой и дезориентирован, как я мог видеть маму, прыгающую в бассейн? В моем сознании эта сцена выглядела так, будто я наблюдал за ней с бортика.
Это открытие потрясло меня. Память — это далеко не идеальная хроника произошедших событий. Это не видеозапись. Даже не фотография. Ваша психика художественно обрабатывает произошедшее.
Порой в воспоминание добавляются детали, которых не было там год назад, или пять. Иногда несколько воспоминаний вообще могут склеиться и превратиться в одно.
При этом большинство людей не подвергает сомнениям свои воспоминания.
Исходя из наших ложных суждений мы продолжаем жить, пожиная плоды своих ошибок.
Я пообещал себе выдержать четырнадцать дней, и я давно усвоил, что могу нарушить обещание, данное другим, но ни за что не нарушу обещание самому себе.
Мне всегда казалось, что «уступить» — это плохое слово, то же самое, что «проиграть», «провалиться» или «сдаться». Но бурные отношения с океаном показали мне, что мое ощущение контроля на самом деле было иллюзией. Слово «уступить» превратилось из синонима слабости в концепцию безграничной силы. Раньше я всегда стремился к деятельности — напирать, рваться, бороться, прилагать усилия, делать — но потом начал понимать, что противоположность деятельности несет в себе точно такую же силу — бездействие, принятие, восприимчивость, уступчивость, бытие. В остановке было столько же силы, сколько в движении. Отдых был так же эффективен, как тренировка. Тишина имела ту же силу, что и речь.
Отпускать было так же важно, как держать.
Слово «уступить» больше не значило для меня поражение.
Мне пришла в голову новая формулировка аксиомы Джиджи. «Отпусти с Богом» значит «отпусти и позволь Богу делать его работу». Серфер и океан — это одна команда. Горы и альпинист — напарники, а не соперники. Великая река выполняет 99 % работы, а тебе остается 1 % на то, чтобы изучить ее, понять, проявить уважение к ее силе и найти способ двигаться по ее течению и по ее законам.
Действуй, когда Вселенная открыта. Когда она закрывается — отдыхай.
— Слушай, пап, — нервно сказал я. — Ты был молодцом.
— Когда это? — спросил он.
— Всю жизнь.
Кажется, он не ожидал такого услышать. Он затянулся своей сигаретой и повернулся обратно к телевизору. Похоже, он пока что не был готов об этом говорить.
— Я хочу сказать, что ты прожил прекрасную жизнь. И когда ты будешь готов уйти, я хочу, чтобы ты знал, что ты можешь идти. Ты вырастил меня хорошим человеком. Я справлюсь. Я позабочусь обо всех, кого ты любишь.
Папуля кивнул головой, не изменяя своей стойкости. Его глаза наполнились слезами, но он так и не отвел взгляда от экрана. Но я видел, что он меня услышал.
Я навещал его каждую неделю в течение следующих полутора месяцев. Есть нечто отрезвляющее в том, чтобы заглянуть в глаза человеку, который принял свою неминуемую смерть. Осознание смерти делает человека мудрее и заставляет забыть о пустяках. Необратимость придает каждому прожитому моменту великую важность. Каждое приветствие было как подарок с небес — нас обоих переполняла благодарность за возможность увидеться снова. А каждое прощание было идеальным и законченным, ведь мы прекрасно знали, что это может быть последний раз. Каждый разговор приобретает вес и смысл перед лицом этого простого факта. Смерть превращает повседневность в чудо.
Приветствия и прощания такими и должны быть в обычной жизни, ведь никто не знает наверняка, настанет ли завтрашний день. Я стал принимать каждое «привет» с благодарностью и не бросать ни одного «пока» мимоходом.
Механизмы любви и счастья контринтуитивны. До тех пор, пока мы зацикливаемся на необходимости что-то получать, требуя от людей и мира вокруг подстраиваться под наши нужды, мы всегда будем обречены на разочарование, злость и несчастье. Как ни парадоксально, необходимо получать удовлетворение от отдачи. Отдача должна предварять получение до тех пор, пока они не станут одним и тем же. Любить и быть любимым — высшая человеческая награда и счастье.
Смелость не значит, что тебе не будет страшно. Смелость — это умение продолжать идти вперед, даже когда ты в ужасе.
По какой-то причине Господь поместил все прекрасные вещи в жизни позади наших самых больших страхов. Если мы не готовы оказаться лицом к лицу с тем, что больше всего нас пугает, мы не сможем испытать все самое лучшее, что может предложить нам жизнь.
Поэтому, когда Yes Theory взяли меня на слабо и предложили прыгнуть, мое сердце ушло в пятки. А я знаю, что это ощущение — сигнал о том, что передо мной стоит возможность получить великий дар. Если уж сердце ушло в пятки, я знаю — надо непременно это сделать.