Когда-то на дне одной большой хрустальной реки стояла деревня, и жили в ней некие существа».
И все эти существа, каждый по своему, цеплялись за камни и тонкие стебли, росших на дне реки растений, ибо умение цепляться было у них основой жизни, а сопротивляться течению реки они учились с самого рождения.
Но одно существо наконец сказало: «Я устал цепляться. И хоть я не вижу этого своими глазами, я верю, что течение знает, куда оно направляется. Сейчас я отпущу камень, и пусть оно унесет меня с собой. Иначе, я умру от скуки».
Другие существа засмеялись и сказали: «Дурак! Только отпусти свой камень, и твое обожаемое течение так тебя перекувырнет да шмякнет о камни, что от этого ты быстрее помрешь, чем от скуки!»
Но он не послушался их и, набрав побольше воздуха, разжал руки, и в тот же миг течение перекувырнуло его и ударило о камни.
Однако, существо все же не стало ни за что цепляться, и тогда поток поднял его высоко надо дном, и о камни его больше не било.
А существа, жившие ниже по реке, для которых он был незнакомцем, закричали: «Глядите, чудо! Он такой же как мы, однако он летит! Смотрите, Мессия пришел, чтобы спасти нас!»
И тогда тот, которого несло течение, сказал: «Я такой же Мессия, как и вы. Река с радостью освободит нас и поднимет вверх, если мы только осмелимся отцепиться от камней. Наше истинное предназначение заключается в этом странствии, в этом отважном путешествии».
Но они лишь громче закричали: «Спаситель!», все также цепляясь за камни, а когда они снова взглянули наверх, его уже не было, и они остались одни и начали слагать легенды о Спасителе».
*****
«Если человек говорит Богу, что желает помочь миру, полному страданий, и неважно какой ценой, и Бог скажет ему, что он должен сделать, следует ли ему поступить, как ему было сказано?»
«Конечно, Учитель!» — закричала толпа. «Ему должно быть приятно испытать даже адские муки, если его об этом попросит Господь!»
«И неважно, каковы эти муки и насколько сложна задача?»
«Честь быть повешенным, слава быть распятым и сожженным, если о том попросил Господь,» — сказали они.
«А что вы сделаете», — сказал Мессия толпе, — «если Господь обратится прямо к вам и скажет: Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ В ЭТОМ МИРЕ ДО КОНЦА ТВОЕЙ ЖИЗНИ. Что вы тогда сделаете?»
*****
Единственная твоя обязанность в любой из данных тебе жизней заключается в том, чтобы ты был верен самому себе.
Живи так, чтобы тебе никогда не пришлось стыдиться, если что-нибудь из того, что ты делаешь или говоришь, станет известно всему миру.
Никогда не отворачивайся от возможного будущего, пока не убедишься, что тебе в нем нечему научиться.
Слушай! — крикнул он мне из своей кабины. — Этот мир? И все в нем? Иллюзии, Ричард. Абсолютно все в нем — иллюзии. Ты понимаешь это? — На его лице не было улыбки, как будто он неожиданно рассердился на меня за то, что я не знал всего этого раньше.
Каждая проблема таит в себе бесценный дар. И ты создаешь себе проблемы — ведь эти дары тебе крайне необходимы.
Если твое собственное счастье зависит от того, как поступает кто-то там еще, то я думаю, тебе действительно не сладко.
Утверждая, что ты чего-то там не можешь, ты лишаешь себя Всемогущества.
****
«Дон, жизнь может быть интересной или скучной, или такой, какой мы сами решаем ее сделать. Но даже в свои лучшие времена я никак не мог понять, зачем мы вообще здесь. Расскажи мне об этом.»
«Пойдем в кино», — предложил он.
Вскоре я забыл, зачем мы пришли, и увлекся фильмом, который я всегда считал просто классическим, я его смотрю вот уже третий раз.
«Ричард?»
«Да?»
«Зачем ты здесь?»
«Это хороший фильм, Дон. Тише»
«А чем он хорош?» — спросил он.
«Мне интересно. Тихо. Я потом скажу».
«Отключись от него. Приди в себя. Это все иллюзии... Ричард, зачем ты здесь?»
«Мне нравится этот фильм!!!!».
Кога мы вышли, я все думал о том, почему он так странно вел себя в кинотеатре.
«Но почему тогда этот фильм? Почему ты вдруг захотел, чтобы я посмотрел „Санданс“?»
«Мы пошли в кино потому, что ты задал вопрос. Этот фильм был ответом на твой вопрос».
«А о чем я тебя спросил?»
Наступила долгая и мучительная пауза.
«Твой вопрос, Ричард, заключался в том, что даже в самые лучшие времена ты не мог понять, зачем мы здесь».
Я вспомнил.
«И этот фильм был мне ответом?».
«Да. Это был хороший фильм», — сказал он, — «но самый распрекрасный фильм в мире все равно лишь иллюзия, не так ли? На экране ничто не движется, так только кажется. Люди, все те, кто ходит на фильмы, зачем они приходят, если это всего лишь иллюзии?»
«Ну, это развлечение», — сказал я.
«Им интересно. Правильно. Раз».
«Они могут чему-нибудь научиться».
«Отлично. Всегда так. Новые знания. Два».
И дальше, чтобы я там ни предлагал, все укладывалось в эти две причины; люди смотрят фильмы ради забавы, или ради новых знаний, либо ради того и другого вместе.
«И фильм — это вроде как наша жизнь, правильно, Дон?»
«Да».
«А тогда почему некоторые выбирают плохую жизнь, как фильм ужасов?»
«Ну ты не обязан смотреть их фильмы, а они не обязаны смотреть твои. Это называется словом «свобода».
«Но почему людям хочется, чтобы их пугали? Или нагоняли на них тоску?»
«Потому, что они думают, что они заслужили это за то, что сами пугали кого-то, или им нравится чувство возбуждения, сопутствующее страху, а может быть, они уверены, что все фильмы просто обязаны быть такими тоскливыми. Можешь ли ты поверить, что большинство, по причинам достаточно веским для них, получают искреннее удовольствие от уверенности, что они беспомощны в своих собственных фильмах? Нет, ты не можешь поверить».
«Нет, не могу»
.«Пока ты не поймешь это, ты будешь продолжать удивляться, отчего некоторые несчастливы. Они несчастны потому, что они сами решают быть несчастными. Ричард, это так!»
«Мы — задорные и озорные существа, веселые дети Вселенной. Мы не можем умереть, и нам, как и иллюзиям на экране, ничто не может повредить. Но мы можем поверить в то, что нам очень плохо, и представить это в самых ужасающих и мучительных подробностях, на какие только способны.
можем поверить в то, что мы жертвы, что нас убивают, или что мы сами кого-то убиваем, и что мы — лишь пешки в борьбе Милостивой Судьбы и Злого рока.
Мы покупаем себе билеты на эти фильмы, платя за вход своим согласием поверить в реальность пространства и реальность времени… Ни то, ни другое не истинно, но тот, кто не хочет заплатить эту цену, не может появиться на этой планете, или вообще в любой пространственно-временной системе».
«А кто сочиняет эти фильмы, Дон?»
«Ну не странно ли, как оказывается мы много знаем, если начнем спрашивать самих себя, а не других? Кто сочиняет эти фильмы, Ричард?»
«Мы сами», — сказал я.
«А кто играет?»
«Мы».
«А кто оператор, киномеханик, директор кинотеатра, билетер, кто смотрит за всем этим? Кто волен выйти из зала в середине, или в любое время, когда захочет, изменить, весь сценарий, кто волен смотреть один и тот же фильм снова и снова?»
«Дай-ка подумать», — сказал я, — «Любой, кто захочет?»
«Ну, не достаточно ли тут свободы для тебя?» — спросил он.
«А реальность?»
«Реальность божественно индифферентна, Ричард. Матери все равно, какую роль играет ее дитя в этих играх: один день он — „злодей“, другой день он — „сыщик“. Абсолют даже не знает о наших иллюзиях и играх. Он знает только Себя, и нас в своем подобии, совершенных и законченных».
*****
Прошла минута, пять, семь, и медленно-медленно облачко наконец исчезло.
«Ты не очень-то скор?» — спросил он. «Ты был к нему так привязан, а оно все же исчезло».
«Привязан! Да я колошматил эту тучу всем, чем только мог! Шаровые молнии, лазерные лучи, пылесосы, размером с гору…»
«Отрицательная привязанность, Ричард. Если ты действительно хочешь, чтобы облако исчезло из твоей жизни, тебе ни к чему разводить вокруг этого столько шуму. Тебе надо лишь расслабиться и убрать его из своих мыслей. Вот и все».
*****
Как быстро мы привыкаем к чудесам! Не прошло и минуты, как я начал думать, что хождение по воде возможно, естественно и… вообще, что тут такого?
«Но если вода сейчас твердая, как мы можем ее пить?»
«Так же как и ходить по ней, Ричард. Она не твердая, и не жидкая. Ты и я, сами решаем, какой она будет для нас. Если ты хочешь, чтобы вода была жидкой, думай, что она жидкая, поступай так, будто она жидкая, пей ее. Если хочешь, чтобы она стала воздухом, действуй так, будто она — воздух, дыши ею. Попробуй».
Мир — это твоя ученическая тетрадка, страницы, на которых ты решаешь задачки.Он нереален, хоть ты и можешь выразить в нем реальность, если пожелаешь.Ты также волен писать чепуху, или ложь, или вырывать страницы.
Каждая мечта тебе дается вместе с силами, необходимыми для ее осуществления. Однако, тебе, возможно, придется ради этого потрудиться.
«Ричард, не забудь то, что ты сделал сегодня. Очень легко забыть те моменты, когда ты понимал мир, и потом решить, что это был просто сон или чудо. Ничто хорошее — не чудо, ничто прекрасное — не сон».
Истинный первородный грех заключается в ограничении Абсолюта. Не делай этого.
.«Поглядите только на него, он ходит по воде, яко по суху, и опускает руки от того, что не проходит сквозь стены».
«Но то было просто, а это…»
«Утверждая, что ты чего-то не можешь, ты лишаешься всемогущества», — пропел он. «Не ты ли неделю назад плавал в земле?»
«Ну плавал».
«А разве стена, это не просто вертикальная земля? Разве тебе так уж важно, как расположена иллюзия? Горизонтальные иллюзии легко преодолеть, а вертикальные нет?»
«Мне кажется, я начинаю наконец понимать тебя, Дон».
Сколько же, по твоему, человек живет в твоем мире? Так ты стоишь там, на земле, и серьезно утверждаешь, что четыре миллиарда живут не в четырех миллиардах разных миров, ты серьезно собрался это мне доказать?
В твоей жизни, все люди появляются, и все события происходят только потому, что ты их туда притянул. И то, что ты сделаешь с ними дальше, ты выбираешь сам.
*****
«Ричард, как ты можешь надеяться поразить мир, если все кругом работают, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а ты целыми днями лишь совершенно безответственно летаешь на своем захудалом бипланчике и катаешь пассажиров?»
«Пожалуйста, Дональд. Во-первых: Я существую вовсе не для того, чтобы чем-то поразить этот мир. Я существую для того, чтобы быть счастливым в этой жизни».
«Отлично. А во-вторых?»
«Во-вторых: Для того, чтобы заработать себе на хлеб насущный, каждый волен делать то, что ему хочется. В-третьих: Ответственность — это способность отвечать за что-то, за тот образ жизни, который мы выбираем сами. И есть лишь один человек, перед которым мы должны держать ответ, и, конечно же, это…»
«Мы сами», — закончил за меня Дон.
«Я разрешаю миру жить, как ему хочется, и я разрешаю себе жить, как я сам того хочу».
*****
«И я могу играть на гитаре так же как и ты?»
«Нет, у тебя будет свой стиль, не похожий на мой».
«Но как мне это сделать?»
Я вовсе не собирался со всех ног бежать покупать гитару, просто мне было любопытно.
«убери то, что тебя сдерживает, откажись от своей веры в то, что ты не умеешь играть. Возьмись за нее, как будто это часть твоей жизни, что на самом деле так и есть, в одной из твоих других жизней. Знай, что ты прекрасно можешь на ней играть, и пусть твое бессознательное «Я» завладеет пальцами и начнет играть».
«Мне трудно, Дон, забыть то, что я не умею играть на гитаре».
«Тогда тебе будет трудно на ней играть. Потребуются годы учебы, прежде чем ты позволишь себе заиграть, прежде чем твое сознание скажет тебе, что ты достаточно намучался и уже заслужил наконец право играть хорошо».
«А почему же я быстро научился летать на самолете? Считается, что это очень сложно, но я схватывал все на лету».
«А ты хотел летать?»
«Больше всего на свете. Ничего другого просто не существовало. Я смотрел из кабины вниз на облака, на дым, поднимающийся по утрам из печных труб прямо в небо, и я видел… А-а, я тебя понял. Ты хочешь сказать: «К гитаре тебя так сильно не тянуло».
*****
Для того, чтобы стать свободным и счастливым, ты должен пожертвовать скукой. Не всегда такую жертву принести легко.
«Люди, работающие ради куска хлеба, делают то, что им больше всего хочется», — сказал Шимода.
«Так же как и те, кто зарабатывает свой хлеб играючи»
В мире все уравновешено, никто не страдает и никто не умирает, не дав на это своего согласия. Нет ни добра, ни зла вне того, что делает нас счастливыми и несчастными.
Не расстраивайся, говоря: «До свидания». Необходимо попрощаться до того, как вы можете встретиться вновь.А новая встреча, после коротких мгновений, или многих жизней, обязательно будет, если вы настоящие друзья.
Если я завишу от того, волнует ли людей то, что я говорю или делаю, то мое счастье зависит от первого встречного, а не от меня самого.
Очень легко проверить, окончена ли твоя миссия на Земле: Если ты жив — она продолжается.
Твое невежество измеряется тем, насколько глубоко ты веришь в несправедливость и человеческие трагедии. То, что гусеница называет Концом света, Мастер назовет бабочкой.
